50 летний актер Виктор Вержбицкий обладает преимуществом перед коллегами-сверстниками: ни один из них не может похвастаться тем, что фильмы с его участием выходят где-то раз в три месяца. Перед премьерой комедии «Наша Russia: Яйца судьбы» мы встречаемся с Вержбицким на углу Цветного бульвара и Садово-Самотечной, в кафе «Де Вилль». Место актер выбрал сам. «
Моя первая квартира была на Самотеке, — вспоминает Виктор. — Я тогда жил дома у Тимура Бекмамбетова и как-то через его семью удалось найти квартиру. Люблю эти места. В пятнадцати минутах театр Калягина, в пяти — „Школа современной пьесы“ Райхельгауза. Я пешком хожу в театры. Это очень удобно — пешочком вечером, после спектакля пройтись»
С кем вы обычно общаетесь?
С Тимуром Бекмамбетовым и Игорем Золотовицким, артистом МХАТа, — их семьи мне знакомы еще со времен Ташкента. У меня других друзей почти нет, время с ними провожу, случается, выпиваем вместе. С Тимуром мы вместе учились в Ташкентском театральном институте: он на художника, я на артиста, и там мы дружили, что-то репетировали — с 80 го года.
Как вы называете друг друга ласково?
Он мне говорит «Витька», я говорю «Тима». Не помню, чтобы мне прозвища вообще давали.
Вы записи своих ташкентских спектаклей пересматриваете?
Записи есть, но я их не пересматриваю. Во-первых, я боюсь перенестись в то время, во-вторых, есть огромная разница между тем, какой я был там и какой я сейчас. Это два разных актера. Смотреть такие записи вообще сентиментально. А то, как я изменился, я понимаю по ролям, которые мне предлагают.
То есть перед тем, как Тимур Бекмамбетов увидел в вас злодея из «Ночного дозора», вы другим были?
Я был характерным и романтическим, почти неврастеническим. Я бы играл князя Мышкина. Но после того, каким образом меня в кино начали использовать, Мышкина уже не сыграешь. В театре еще есть какой-то простор, а в кино другие законы: как существовал типаж, так и существует. Режиссеры не хотят рисковать, дав мне роль Деда Мороза: никто не поверит просто. Все будут думать: «Э, не-е-ет, это не Дед Мороз — это переодетый черт»
.
А каково вообще быть человеком, в котором видят маньяка?
Это нормально, это моя профессия. Я нашел свою нишу. Наверное, наше время просто представляет себе зло в этом, может быть, и обманном облике.
Вы музыку слушаете? Многие популярные сейчас музыканты с отрицательной харизмой вроде Моррисси — как раз ваши ровесники.
С такой музыкой у меня плохо. Я классику слушаю: Рахманинова, Шопена, Моцарта. Мне очень нравится квартет имени Бородина. Из более поздних люблю Синатру, Стрейзанд. Артьемьева еще. Но специально для себя оперную музыку не ставлю.
Эти мне еще нравятся — «Uma2rmaн», например. Tiger Lillies тоже — это очень театральная, фантазийная музыка, под нее можно импровизировать.
Как на вас в обычной жизни люди реагируют?
Завулон почему-то у всех вызывает симпатию — зло всегда привлекает. Две какие-то фанатки написали на торце моего дома: «Здесь живет Завулон».
Вы, получается, отчасти булгаковским персонажем стали.
Да не то слово! Утром как-то иду на репетицию, открываю дверь в подъезд, и с той стороны двери, знаешь, такая черная роза торчит. Один цветок, и у двери сумочка — игрушки какие-то. И я подумал: ну все, люди определили твою квартиру. Когда я их встретил, старался с ними разговаривать вежливо. И они подарили мне кактус. Колючки! Это же не дарят — это же как ножи и вилки!
В чем ваша уникальность как злодея? Многие же были иконическими злодеями: Николсон, Хопкинс, Де Ниро.
Я все время ищу юмор, чтобы посмеяться над персонажем. Уничтожить его, показать его несостоятельность и слабое место. Через юмор. Вообще, заранее спрогнозировать ничего нельзя, но вот в «Ночном дозоре» есть сцена, где на крыше Хабенский меня хлещет по лицу, а я ему (переходит на шепот и полуулыбается): «Давай-давай, давай еще» — и боль сразу превратилась в издевательство.
И аплодисменты потом гремели в зале — а я это не мог спрогнозировать. Значит, попал! Значит, верно жил и верно фантазировал персонаж. И боль сразу превратилась в издевательство.
Русские актеры уже готовы заниматься на экране несимулированным сексом? Сколько вам нужно заплатить, чтобы вы начали обдумывать этот шаг? Как Моника Беллуччи, например.
Или вспомним сцену в прологе «Антихриста». Тела принадлежат актерам, а контакт делают профессионалы.
Я на контактную съемку не согласился бы ни за какие деньги — просто я человек из другой профессии. Моя профессия — духовная, художественная. Это не дело свободы — чтобы производить контакт перед камерой, надо сниматься в порно, где люди деньги зарабатывают и делают много профессиональных вещей.
Может, это несогласие связано с какими-то страхами и фобиями? С каким страхом вы хотели бы разобраться прямо сейчас?
Я не могу сидеть спиной ко входу в пространстве — подсознательно чувствую опасность. Дома иначе, но в каком-то общественном месте — всегда. Это, наверное, профессиональное: ты все время на сцене или перед камерой и видишь все, что перед тобой: режиссера и камеру или зал зрительный. Когда я не знаю, что у меня за спиной, я переживаю.
